Другое характерное выразительное средство, открытое Роланом Бартом в дебютной повести Камю, — нулевой градус письма, получивший переосмысление в прозе Мураками. И если Альбер «Совесть Запада» Камю в «Постороннем» придает повествованию особую стилистическую структуру посредством дробления текста на бесчисленное множество слабосвязанных предложений, «языковых островов» по Сартру, отстраненном созерцании рассказчиком происходящего, где всегда высказывается меньше, чем подразумевается, то Мураками совершенствует нулевой градус, развивая темы одиночества, внешней близости, но отдаленности внутренней, непонимания между людьми, таким образом в полной мере раскрывая лейтмотив новой чувственности.
Понимание сущности метмодернистской эстетики легче всего обрести, пожалуй, созерцая ленты Уэса Андерсона, Мишеля Гондри, Дэвида Линча. В качестве показательного примера выражения метамодернизма в кинематографе следует привести «Королевство полной луны» Уэса, где затрагиваются темы детской наивности, искренности и первой влюбленности — явственный модернистский жест — и абстрактный «мир взрослых», выказывающий деструктивное постмодернистское отрицание; именно в этом проявляется метамодернистское раскачивание между двумя противоположными полюсами. Порою Уэса обвиняют в излишней инфантильности — но без нее бы ничего не вышло, к тому же будем честны: инфантильному поколению подобает потреблять инфантильное кино.
У хмурого Линча элементы метамодернизма иного рода — пронизывающие все творчество моменты отталкивающего: психоделическое, сюрреалистическое, мистическое, реже — физиологическое. А его крупноплановые пригородные пейзажи, романтизируя образ единения природы и идустриальной эстетики, отрицают постмодернистское представление об искусственной среде обитания.